Всебелорусское народное собрание: на трудном пути к возрождению русской соборности

24 апреля в Минске началось Всебелорусское народное собрание, которое открыло новую веху всей русской истории. Нельзя, впрочем, обольщаться: и в самой Белоруссии это – лишь самое начало если не долгого, то тяжелого пути, на котором заранее расставлены труднопреодолимые препятствия. И однако же этот путь эсхатологически направлен к итогу вселенского значения – возрождению русской соборности в качестве столпа Русского мира и условия, во-первых, простого выживания русского народа под усиливающимся напором вселенского зла, во-вторых, исполнения им своей миссии народа-богоносца. Для начала необходимо обратиться к глубокой предыстории.

Соборность – онтологическое свойство самого человека, каким его создал Бог. Старшие братья людей, ангелы, существуют и непрестанно служат Богу в качестве собора (сил безплотных). Грехопадению Адама предшествовало нарушение его внутренней соборности и – семейной, с Евой. Само грехопадение первым своим следствием имело разрушение соборного единства человека с Богом, а вторым – братоубийство как крайняя форма попрания соборности среди людей. И далее человечество окунается в стихию отрицания соборности через самоутверждение гордого Я, противопоставляющего себя ближним (индивидуализм, эгоцентризм). Причем это самоутверждающее отрицание соборности диалектически обернулось (и постоянно обращается) на саму неотчуждаемую онтологическую соборность человека – в качестве «тёмной лжесоборности» (сборища): коммунистическое строительство Вавилонской башни в противопоставлении себя Богу было не чем иным, как коллективным страстным эгоистическим самоутверждением, в котором уже заложено взаимоотчуждение членов коллектива: «Построим себе город и башню, высотою до небес, и сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по лицу всей земли» (Быт.11:4). Потому-то и сердце Священного Писания, Псалтирь, начинается словами: «Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых» (Пс.1:1). А в конце его: «Се что добро, или что красно, но еже жити братии вкупе» (Пс.132:1). Соборная жизнь – высшее божественное благо!

Как известно, Церковь – это не некий культурно-религиозный феномен христианства, но соборный способ бытия человека с Богом, внутри себя (в единстве душевных сил) и между собой (людьми), на котором как на столпе утверждается истина (1 Тим.3:15). Спасение человека Богочеловеком Христом, представляло собою восстановление этой соборности и устроение ее в виде церковного Ковчега, лишь укрепляемого окружающим морем раздора, искушений и врагов. Отсюда крайне важно понять, что эта вот соборность ни в коем случае не должна, да и не может ограничиваться лишь внутрицерковной жизнью, – но воплотиться во всех сторонах личной и общественной жизни восстановленного и спасающегося человечества. Не может, – ибо отказ от соборности в семейной, общественно-гражданской, народно-государственной жизни неизменно ведет и к разрушению церковной соборности. И наоборот.

Славяне ещё в языческие времена проявляли изрядную в сравнении с другими народами тягу к общинности и совещательности как базовым элементам соборности. После же Крещения и христианского просвещения соборность буквально пронизала всю их жизнь и культуру. Более того, она получила высшие руководящие начала, ибо подлинная соборность – это единство вокруг высшего, где всё дышит долгом, «а кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою» (Мф.20:26). И именно поэтому отпадение от славянскости, постигшее, например, поляков (в языке, вере, общественном строе, культуре), обречено вести к самым воинственным формам антисоборности, – в частности, в виде шляхетской гонорливой демократии вплоть до гротескного liberum veto. Объединять их (и притом со всей революционной пламенностью) могла только вавилонско-сарматская тяга к противоборству своим восточным братьям.

Тяга к соборности исторической Руси в представлении не нуждается (хоть и нуждается в напоминании со стороны историков): ей даже посвятил особый труд «Русь соборная» приснопамятный митрополит Санкт-Петербургский Иоанн (Снычев). Анатомия русской соборности представлена в «Трудах Института русской цивилизации» О.А.Платонова. Философы удостоверяли, что русское сознание исходит первоначально не из западного «Я», а из «Мы». «Всем миром», «общим ладом», «единем сердцы и едиными усты». Совещание, дума, согласие, поиск правды, внимание к малому и каждому, руководствование не интересом, а долгом, смирение и послушание, почтение к авторитету – эти столпы соборности решительно противопоставляют ее всякой демократии и насильственному коллективизму. Соборность берет свое начало в Церкви, а далее перетекает в государственность. Соборность для государства – не внешняя инъекция, но его имманентное свойство, заложенное в его природу Богом. Хоть и большая редкость для падшего человечества. Но в любом случае – идеал и ориентир для государственного строительства, особенно – для православных славян.

Не без постоянных колебаний, но эта соборность хранилась и развивалась на Руси (достигая апогея в церковных и земских соборах) вплоть до реформ Петра I (на Западной Руси, включая Белую, она была на два столетия раньше растоптана польско-католической оккупацией и угнетением). Петровские реформы на западный манер уничтожили русскую соборность и в Церкви, и в государстве, создав в народе ряд разрывов как залог будущей революции – торжества антисоборности. Запад, собственно, и стал Западом на просторах христианской Европы в результате вначале отпадения от церковной соборности, а потом и закономерного шествия путем эгоцентрического самоутверждения, классовой сегрегации и «войны всех против всех». Государство на Западе, действительно, было классовым и всё более превращающимся в институт классового господства, особенно – в результате «свободолюбивых» революций. Эволюция петровской Империи шло в направлении от дворянской монополии к царству бюрократии. Русские цари с конца XVIII века героически пытались восстановить соборность, но не смогли преодолеть сопротивления уже накопившихся болезней (особенно в лице высшей знати, которая за XVIII век основательно ввязалось в общеевропейское масонство как олицетворение «тёмной лжесоборности», к слову, поклоняющееся той самой Вавилонской башне).

Так, Государственная Дума задумывалась святым царем Николаем II именно как всесословный совещательный собор, но, будучи учреждена под революционным давлением, подверглась искажению навязанной партийной системой.

Довлеющая часть россиян к тому времени прониклась западным духом антисоборности, концентрируясь, как лебедь, рак и щука, не на общем деле, а на своих интересах: значительная доля аристократии и буржуазии вливалась в либеральные ряды кадетов и октябристов, желая себе свобод и власти, рабочие и крестьяне в ответ в значительной массе слушали с разинутыми ртами разномастных социал-революционеров с их лозунгами «чёрного передела». Преобладающая доля интеллигенции разделялась между двумя данными флангами. Были и те, кто дышали идеалами русской соборности (черносотенцы), но они были в меньшинстве (но не подавляющем), побеждены, оклеветаны и истреблены. Вместо орудия сословной соборности Госдума явила собою будущую Верховную Раду, распалив классовую вражду и разорвав страну.

Большевики обещали народу (а многие, не из верхушки, даже сами верили), помимо прочего, власть советов, – паразитируя на подлинных идеалах и чаяниях, которые не смогла возродить Российская Империя. То есть, – создание государственного строя на основе всенародной совещательности. Разумеется, создание такого строя без «царей, попов и аристократии» было сознательной ложью либо глупой утопией, обусловленной непониманием ни природы человека, ни следствия ее глубинного повреждения. На самом деле, именно цари (особенно же православные) более всех по собственной логике и на практике пекутся о народной соборности. А противление ей склонно оказывать влиятельное и богатое меньшинство, которое в условиях отсутствия Царя неизменно подавляет и патриотическую элиту, устанавливая свой диктатуру (что осознали еще Платон и Аристотель). Так и вышло: никакой власти советов при советской власти не было и в помине: но была установлена партократия – диктатура партийной олигархии. Причем вместо «достойнейших из людей» наверху закономерно оказались нигилисты, уголовники и садисты.

Да, подняться по партийной лестнице мог (до поры до времени) самый простой человек. Но для этого он должен был полностью подчиниться «партии» (партийной иерархии) и особенно партийной догматике (а она был безбожной, богоборческой и материалистической), оставив и помысла о неких своих советах. Никакой свободы искреннего благонамеренного суждения в «освобожденной от полицейского режима» стране нельзя было и помыслить. Что, помимо прочего, запускало механизм отрицательной селекции элиты. Будучи разумным и идейным, Сталин понял это и попытался осуществить переход от партократии к народной соборности (разумеется, ограниченной). Но без восстановления её духовных основ дело было обречено: вначале всполошившаяся революционно-безбожная партократия, ненавидимая довлеющей частью трудового народа, устроила массовую резню в виде «сталинских репрессий» (особенно же – священнослужителей как столпов соборности), а потом умертвила и самого Сталина, реваншистки окончательно установив своё господство вплоть до краха СССР. Оттоле все «выборы и съезды советов» представляли собою декоративно-церемониальное утверждение заранее принятого решения парткомов высокого уровня. Имитационный характер «народной» системы власти и общее лицемерие «всеобщего добровольно-принудительного согласия» наращивал в народе возмущение, гораздо большее любых товарных дефицитов.

Взрыв гласности в 1980-е и даже возвращение первоначально обещанной советской власти в виде съездов народных депутатов, напоминавших своим уставом земские соборы, на тот момент был лишь той же самой декорацией сцены, на которой окончательно выродившейся партократией осуществлялся заранее спланированный акт ликвидации социалистического государства и экономического строя с переходом к рыночному капитализму и превращением социалистической России в раздробленную колонию Запада. Такой же декорацией для развития последних стала – как фарисейский суррогат соборности – демократия постсоциалистических стран во главе с Российской Федерацией. Последняя, прошла путь от дикого «политического рынка» под надзором западных политтехнологов до «системы управляемой демократии», в которой единственно кому было запрещено участвовать – это русским патриотическим силам, радеющим за восстановление народной соборности вместо олигархическо-демократической диктатуры.

Как известно, именно с Республики Беларусь началось восстановление подлинного русского народовластия, когда чудесным образом к власти удалось продраться Президенту с народническими убеждениями (а не только словами). Это, однако, ещё далеко не обеспечивало установление народной соборности: инерция и инстинкты социалистической эпохи были еще доминирующими. Пассионарий Александр Лукашенко просто-напросто взял всю власть в свои руки, а первое Всебелорусское народное собрание было собрано по всей стране из лояльных ему людей (на тот момент – в большинстве своём настроенных консервативно-патриотически), которые должны были ритуально легитимировать его самодержавие. Это было de facto созданием Великого княжества Белорусского.

Оттоле вся система «власти для народа» держалась на личных убеждениях главы белорусского государства, которые, впрочем, выливались и в определенные институциональные решения: отказ от партийности, сословно-территориальный (земский) способ формирования парламента, налаживание тесного общения чиновников и простого народа. Последнее, впрочем, касалось почти исключительно бытовых вопросов. А те же Всебелорусские народные собрания проводились раз в 5 лет накануне президентских выборов – по сути, ритуального продления полномочий правящего князя, – в качестве составляющей части этого ритуала без какой-либо системной работы над проблемами, донесения чаяний и дум народа. А главное – отсутствовало высшее духовное руководство жизнью страны как необходимейшего условия подлинной соборности.

В этих условиях стратегическая мысль Белоруссии закономерно сосредоточилась в кулуарах грозных зданий и высоких кабинетов. А там не менее ожидаемо постепенно набрала вес условно прозападная партия – в среде и из числа «позднесоветских» людей, желающих «пожить в свое удовольствие», «как на Западе», по законам «нормального мира» «как все нормальные люди», к которым ловко пристроились и системные «национал-западники» (включая гуманитарную интеллигенцию), научившиеся изображать лояльность системе и особенно ее первому лицу. И она начала мягко влиять на главу государства. Жизнь белорусского государства начала обустраиваться по западным лекалам и в направлении западной «ценностной повестки» с лояльностью глобалистам. Тут же стал нарастать разрыв между властью и народом (от экономики до исторической идеологии и внешней политики): само государство стало даже в официальном обиходе противопоставляться народу («государство исполняет свои социальные обязательства перед народом»). Причем значительная часть народа (особенно из «буржуазии» и студенческой молодежи) этот разрыв восприняла не с болью за родину, а как эволюционный путь к революции и «чтобы было как на Украине». Особенно нежеланными стали идейные патриоты, которые (а отнюдь не широкие массы, озабоченные преимущественно бытовым благополучием) исконно и образуют собой ядро народной соборности. Политика руководства государства всё более угождала наиболее оппозиционным и космополитическим классам и даже прямым врагам самого государства – от капиталистов, финансистов, торговых посредников, иностранных инвесторов, офшорных айтишников, развлекательного бизнеса до иностранных дипломатов, западных фондов, прозападных националистов, либеральным СМИ, западных конфессий.

Одновременно самого Президента прозападная часть окружения подталкивала к проведению политической «демократизации» – очень близкой по духу к новой Перестройке. Перед выходом на пенсию и якобы для гарантии ее спокойствия «сильная княжеская власть» должна была уступить место парламентской демократии с учрежденной партийной системой, в которой должна была возникнуть партия большинства из чиновников, партийных функционеров и примкнувших к ним «системных бизнесменов» (ибо одновременно намечалась и большая приватизация) и «контролируемая» умеренно-оппозиционная партия идейных интеллигентов, разумеется, с либеральными и литвинскими, умеренно русофобскими убеждениями (сторонники Русского мира всё более вытеснялись на идеологическо-политическую периферию). В этом и состояла запланированная властью (или от ее лица) политическая реформа. Проще говоря, Беларусь должна была вернуться на «общий нормальный» путь постсоветских стран. И возвращалась.

Движение это было прервано БЧБ-революцией 2020-го – провалившейся и заставившей потрясенное руководство страны всерьез задуматься над ошибками. Среди них было мудро обнаружен тот самый разрыв власти и народа (в том числе власти и Церкви, власти и идейно-патриотической интеллигенции), и было принято решение этот разрыв преодолевать и восстанавливать народный характер государства (пусть пока и без осознания всей истории с соборностью). К стратегическому планированию стали привлекаться государственники, притом со славянофильскими взглядами. Был взят курс на укрепление доверия народа к власти и развития диалога. Начала внедряться практика всенародного обсуждения разнообразных законов и политических стратегий. Квинтэссенцией этого процесса была призвана стать состоявшаяся конституционная реформа, а средоточием – учреждение Всебелорусского народного собрания как постоянного высшего представительного органа народной власти с миссией обсуждения и принятия стратегических решений.

Куницкий Дмитрий Валерьевич, научный сотрудник Института философии НАН Беларуси